Александру Вустину – 75
Опубликовано: 06.09.2018
Александр Вустин
Юбилейная цифра никак не хочет соединиться с реальным Александром Кузьмичом – Сашей Вустиным, которого я знаю со времён Мерзляковки.
Он уже был тогда известен в нашем кругу, подавал надежды, как принято говорить.
Потом его композиторская репутация постепенно упрочивалась, словно бы помимо его воли, – сам же он так и остался непубличным, несклонным к ораторским речам, доброжелательным и мягким человеком не слишком солидного вида.
Но его музыка с самого начала приковывала слух и внимание, и хотя звучала она до недавнего времени не так часто и в основном в камерных залах, зато играли и пели её неслучайные люди, большей частью первоклассные исполнители.
Два года назад в композиторской судьбе Вустина произошло важное событие: по инициативе Владимира Юровского он стал «композитором в резиденции» Госоркестра, первым в истории коллектива.
Положение composer in residence подразумевает особое внимание к избраннику, и сочинения Вустина, включая мировые премьеры, стали регулярно появляться в концертах ГАСО, в больших залах для широкой публики.
Александр Вустин – “композитор в резиденции” Госоркестра на 2016 год
Лучшее приношение к юбилейной дате представить трудно.
Музыка Вустина внешне не очень похожа на её автора: она открыто экспрессивна, и в ней ощутим трагический накал, иногда прорывающийся в ее теме и слове. У Вустина довольно много текстовых и программных сочинений, и круг его интересов указывает на традиционную для русско-советского искусства сферу философствования и размышлений на историко-социальные темы, порой граничащие с публицистикой.
Таково давнее «Письмо Зайцева», на подлинный текст опубликованного в журнале «Огонек» письма заключенного, «Ветер» на стихи Александра Блока из поэмы «Двенадцать», или мировая премьера нынешнего сезона – «Три стихотворения Ольги Седаковой» для голосов и оркестра…
Есть еще «Музыка для десяти», любимая пьеса автора этих строк, разыгрывающая сцену о якобинском терроре и предназначенная автором для оперы «Влюблённый дьявол», которая, будем надеяться, наконец увидит сцену.
Все эти и многие другие сочинения Вустина как будто не выходят за пределы традиционной концертной практики, однако их трудно отнести к определенному жанровому роду. Лет десять назад, отвечая на анкету, композитор сказал, что больше всего ценит способность музыки через акт исполнения
«вовлекать присутствующих в свой магический круг»,
ибо музыка для него – это
«напоминание о золотом веке, когда слово, жест и звук были неразделимы».
Идея ритуальной действенности, захватившая Вустина еще в молодые годы, не отпустила его и позднее, и она продолжает питать его творчество до сих пор. Музыка становится чем-то бòльшим, нежели это предполагается рутинными условиями исполнения, и это не просто метафора: отсюда и особая роль ударных инструментов, в том числе любимца композитора, большого барабана, и пение/речитирование инструменталистов, к которому Вустин прибегает часто и которое представляется самым заметным «нарушением конвенции» в его творчестве.
Пение возникает из недр инструментального звучания, создавая почти нерасчленимую на слух общую с ним сонорную зону, – как в финальном стихотворении седаковского цикла, с его «нежностью и глубиной», бережно уловленной музыкой.
Вустинский экспрессионизм имеет крепкие исторические корни, так же как и другая сторона музыки композитора – рациональная организация, восходящая к шенберговой додекафонии и идее числа.
Серийность трансформирована Вустиным в принцип двенадцатикратности – редкий пример индивидуальной композиторской техники, не совпадающей с известными образцами и полностью оправдавшей себя в его творчестве.
Кроме того, Вустин сознательный и принципиальный лаконист, в духе Веберна и Стравинского; он считает, что открытия нововенской школы в области времени – огромное завоевание, не освоенное до сих пор.
Его собственные произведения, даже для больших составов, чаще всего не превышают десяти минут. Однако «длина» компенсируется «в ширину», где царит сверхплотная музыкальная материя. В ней слышен неповторимый голос ее создателя, и он лишь крепнет с течением времени.
А семидесятипятилетие – это просто красивое число и радость для друзей и близких. Не больше и не меньше.
Светлана Савенко, stravinsky.online